Дорогие мои! Недавно, неожиданно для себя узнал, что в газете "Неделя" за 12 июля был опубликован очерк давней знакомой Валентины Киденко, отчасти воспроизводящий эпизоды моей жизни и творчества. Спешу познакомить вас с его содержанием.
"Не печалься милый человече..."
Письмо из поселка Дубна Тульской области от нашего давнего автора Валентины Киденко (Горчаковой) - поэта и прозаика, светлого и сердечного человека. Не будь у нас таких друзей, бумажный кораблик "Календаря поэзии" мог бы давно утонуть средь бурного моря.
"Дорогой Дмитрий, недавно узнала, что стремительно теряю зрение, накрыла грусть, а куда с ней податься - только в храм. В воскресенье в нашем храме Святых апостолов Петра и Павла читали Евангелие в тему моей печали - "Светильник телу есть око". Гаснет мой светильник. Унываю.
И вдруг на амвоне - знакомая фигура с палочкой, в черном подряснике. Олег Михайлович Сенин, проповедник и поэт. Почти ничего не видит. Различает только солнечный свет. Преподавал в Тульской семинарии, катехизатор, а в прошлом - осужденный по диссидентской статье бунтарь и революционер. В юности знал наизусть всего Маркса, штудировал декабристов, участвовал в тайной организации. Мечтал все изменить.
Революцию сделать не удалось, зато она произошла в его сознании. В колонии, где он провел пять лет (с 1969 по 1974 год), Олег Михайлович пришел к вере. Наступило прозрение.
Но там же, в заключении, он начал терять физическое зрение и вскоре его необратимо потерял. Это не помешало ему впоследствии писать стихи, проповедовать, заниматься благотворительностью, преподавать.
Я знаю Олега Михайловича с младенчества. Помню из юности, как его голос звучал на областном радио. Олег Михайлович несравненно читает религиозные стихи. У русской поэзии моей юности - ударения, интонации и паузы Олега Михайловича. Слышать и произносить вслух поэзию нужно было именно так, как он, - чтобы обжигало.
Моя мама дружила с Сениными, Олегом и Екатериной. При первом знакомстве Олег Михайлович сообщил, что имя у него древнее. "Рюрик?" - поинтересовалась мама. Гость не возразил, и в творческой компании времен детства Олега Михайловича негласно прозвали Рюриком.
Вместе с детьми Сениных - сыном Никоном и дочкой Настей - мы, погодки, играли в старинном деревянном домике и в саду с загадочными темными закутами.
И вот тридцать лет спустя Олег Михайлович в Дубенском храме, а это в 50 км от Тулы, где он живет. Путешествует по всей митрополии, несет Божье слово. Его проникновенные проповеди со стихами - русских классиков и собственными - прихожане слушают, затаив дыхание.
У Олега Михайловича невероятная память. Блестящие лекции по русской литературе в Тульской семинарии и педуниверситете читал по памяти, наизусть.
Стихами он дышит, а самое любимое собрал и издал в виде антологии русской поэзии, озаглавленной «Небесные блики». Да и сам он талантливый поэт классической школы.
В храме мне так хотелось с ним, как в детстве, обняться и процитировать наизусть пару его стихов, но толпа окружила его слишком плотно..."
Избранное
Маме
и не приходило то на сердце человеку,
что приготовил Бог любящим Его»
(Апостол Павел.1Кор. Гл.2, Ст. 9)
О напастях, горестях, о доле.
Голубое небо боли лечит,
Травы прорастают Божьей волей.
Видит глаз свечение созвездий,
Слышит ухо плеск ночного моря,
Но никто не ведает на свете,
Что Господь для верных приготовил.
Там Христа не поведут к ответу,
На пророков рук там не наложат.
Словно вечер ласкового лета,
Тих приют божественных подножий.
Только псалмов млечное струенье,
Только даль немеркнущего света,
Да хвалы познавших воскресенье,
Да любовь Создателя Завета.
Осенняя земля
На утонченной наготе ветвей,
Взирают грустно на упадок зодчества -
Удел безрадостный всех поздних октябрей.
Земля соцветий, уступив из робости
Канунам и итогам плодородия,
Имеет вид торжественной суровости,
Столь неразлучный
с моей скорбной родиной.
И только небо, вечно осиянное,
В своем порыве всех дарить надеждой,
Пророчит ей обновы сребротканные
И белизну, невиданную прежде.
За решеткою, в сини вселенной.
Удивленным дитем,
чрез порог преступив,
Я вхожу в божий мир
с ощущеньем нетленья.
Кто-то слабой рукою раскрыл часослов,
Где-то сосны немеют, как юные вдовы -
Все пустой наговор, мир совсем не таков,
Как напишут о нем впопыхах суесловы.
И, на час отпросясь,
в катакомбном тепле,
Я со свечкой в руке, весь в слезах, цепенею:
Кто-то вечный и ясный в оконном стекле
Мне такое открыл, что изречь не посмею.
Беспросветным дождика литьём
Я казнюсь за то, что еще не было
И за то, что поросло быльем.
Цвет весенний к жизни возвращая,
Не в ладах с седою головой.
Я, как клен осенний, облетаю
Охру разбросав по мостовой.
Словно мальчик, выпустивший руку,
Я рыдаю, сдавленный толпой.
Ты рванись на жалобные звуки,
Зацелуй, заплачь, закрой собой.
Старинной удивительной работы,
И, осененный, я вдруг понял, кто ты!..
Замкнулись дни всерадостным кольцом,
И в пушкинский октябрь
вошли мы под венцом.
Теперь апрель, его зеленый дым
Клубится по рязанским палисадам.
И мне от жизни ничего не надо -
Лишь только нежить дни теплом твоим
И с любящим твоим
встречаться взглядом.
От прохладного русского лета,
Поутру под оконце принес я
Запашистой сирени приветы.
Мои руки тебе воздвигали
Терема по Оке и на Клязьме,
Твои губы меня одаряли
Поцелуев сладчайшей вязью.
...И пошла, понеся околесицу
Задыханий, признаний, прощаний
Беспокойного чувства вестница,
Изводящая душу печалью.
Автор: Дмитрий Шеваров