Стихи
Твой светлый лик
Твой светлый лик таит иносказанья
Рязанской невозвратной старины,
Как рукопись с утраченным названьем,
Как сладкий дым родимой стороны.
И по дороге к Сергиевой Лавре,
Вбирая сосен благостный покой,
Я видел, как закатами прославлен
Неизгладимо русский облик твой.
В постылости душевного стесненья,
В разладе между жизнью и мечтой,
Останется заветным утешеньем
Неопалимо русский образ твой.
Журавлю перебили крыло
Журавлю перебили крыло.
Кареглазый, худой, неповинный,
Он с тоскою смотрел, как несло
Сине небо его половину,
Как владел властелин окоём
Её тонко очерченным телом,
А она беспокойно смотрела
В пустоту, где летели вдвоём.
Вот и я в казематах темницы
Без тебя, без покоя и власти,
Лбом к виску твоему прислониться,
Здесь почёл бы за высшее счастье.
А в осенних туманах земли,
Как в безлунном саду хризантема,
Одиноко, печально и немо
Дрогнешь ты в ожиданьи зари.
Третьи сутки в камере
Тоскою надрывая душу,
Ужесточая сердца колотьё,
Давящее, пещерное удушье
Пластает существо моё.
Оно зовёт потерянно и жалко,
Не веря ничему и ни в кого,
И думы, как горбатые гадалки
Упрямо шепчут о конце его.
Висок роняя на плечо камней,
Губами отрешённо мрак глотая,
Ты вспомнишь обессиленно о Ней
И рот зажмёшь, рыданья обрывая.
Отчего, сквозь дней канву
Отчего, сквозь дней канву,
Каплет боль на плаху кары
И во снах, и наяву -
Изводящие кошмары?
Отчего в изломе муки
Стиснуты на горле руки...
И вся в слезах, не видя света,
Грезит женщина рассветом?..
Где ты, моя большеглазая
Где ты, моя большеглазая,
С солнцем в витых косах?..
В самом начале знал бы я,
Что счастье останется в снах.
Помнишь, июльский закат,
Теплые доски причала?..
Чудо, сливавшее нас,
Мучило и ласкало.
Было-то сколько, б-ы-л-о!
Лето цвело, любило,
Но журавлиной тоской
Осень кралась за рекой.
Звёзды скрыл сизый мрак.
Стужа цветы увяла.
Замков разрушенных прах
Выстелил доски причала.
В горечи разлуки
В горечи разлуки опустели дни,
Скрылись за березками поезда огни –
Расплескалось счастье в шорохе дождей,
Затерялось в сумерках невозвратных дней.
В ночь качнулось стеблями, тонкими и грустными,
Распустилось косами золотисто-русыми.
Грёзы
В октябре, на рассвете, кричат петухи
За решеткою, в сини вселенной.
Удивлённым дитём, чрез порог преступив,
Я вхожу в Божий мир с ощущеньем нетленья.
Кто-то слабой рукою раскрыл часослов,
Где-то сосны немеют, как юные вдовы, -
Всё пустой наговор, мир совсем не таков,
Как напишут о нём впопыхах суесловы.
И, на час отпросясь, в катакомбном тепле,
Я со свечкой в руке, весь в слезах, цепенею:
Кто-то вечный и ясный в оконном стекле
Мне такое открыл, что изречь не посмею.
Милое прошлое
Так хочется от злой беды,
От маяты в сознании воспаленном
Туда, где в девичьи следы
Упали листья кленов.
Где в переулках шепчешь ты
Сосулек тихим звоном.
Там, на изморозь карнизов,
Как февральский синий наст,
Искрится печально снизу
Полнолунье твоих глаз.
Ту комнатку в доме за старым храмом
Ту комнатку в доме за старым храмом
Мне в поволоке слезной вспоминать…
И каждый август, сыпля соль на рану,
Тебя, грустящую, мне будет возвращать.
Прохладу рук твоих и позолоту прядей,
Как бы нечаянный, серебряный смешок,
Сияюще-доверчивые взгляды,
Всевидящий, смущённый потолок.
С годами на желтеющих страницах
В забытых строчках будет проступать:
«Любимая, печальница, Жар-птица,
В чьём светлом облике почила благодать».
И старый храм, берёзками поросший,
Но красоту сберегший испокон,
Украсит стены радующей ношей –
Незримым рядом праздничных икон.
На закате, по осени
На закате, по осени, близость беды
Ощутима в окрасе холодного неба,
Так светло проступили босые следы
Твоего легконогого майского бега.
Только голос пластинки наивно-лучист,
И пресветлы Владимира крестные главы.
А в немыслимом прошлом сияюще-чист
Огонёк восковой закатившейся славы.